Терабития - Утраченная невинность
День 5 - Часть 2
День уже клонился к вечеру, и с работой пора было заканчивать. Ничего интересного так и не произошло – обычные будни продавца. Отсутствие коллег позволило Джессу провести наедине со своими мыслями достаточно времени, чтобы рассмотреть возможные варианты и прийти к чему-то похожему на решения. Конечно, всё это было исключительно догадки и предположения, но ничего конкретного в случае с Лесли сказать всё равно было нельзя, а раз выпала такая возможность, наверное, стоило продумать дальнейшее заранее. Однажды Лесли уже показала ему, что иногда надо просто жить, ловить каждый момент впечатлений, который удастся найти, не позволяя сомнениям и мыслям о последствиях сдерживать тебя в стремлениях. И Джесс не мог не думать о том, какой ещё урок ему тогда преподнесли – когда показали, почему именно к жизни надо относиться именно так, как легко можно всего лишиться. Джесс не мог об этом не думать ещё и потому, что отчасти именно это и спровоцировало остальное. Всё было взаимосвязано. Спеша за сиюминутными страстями, он пренебрёг более стабильными вещами. Что уже говорить о том, развернулись бы события иначе, поступи он как-то по-другому, но возможно, в таком случае этот важный урок так и не был бы доведён до конца. Cейчас же ему был дан шанс воспользоваться этим, извлечь из трагедии пользу. И наверняка таких шансов уже было множество – стоило только рискнуть посмотреть, и их можно бы было увидеть. Но нет – страх перед переменами и стремление к стабильности мешали ему заглянуть дальше собственных представлений и обернуть рефлексию в понимание. Прошлое так и осталось прошлым, по которому можно немного погоревать, а потом всю жизнь надо преодолевать. А ведь всё это время можно было думать об этом и по-другому. Отношение меняет всё. Прибытие Лесли ничего не меняло – хоть и было до сих пор непонятно, как это произошло и почему именно сейчас. Но оно дало повод начать что-то переосмысливать – толчок, который был всю жизнь необходим, чтобы сделать то, что было возможно в любой момент. Быть может, именно в этом и было её Предназначение? Быть может, Она была ниспослана с небес? Случайно или специально, Лесли как будто бы должна была изменить жизнь Джесса – как будто бы именно для этого она в его жизни и существует. А для чего она это делает в чужих жизнях? Для того же самого? Или она лишь его персональный ангел? Делает ли она с другими людьми то же самое – так же, или как-то по-другому? Существует ли она вообще, иначе как для него? Существует ли она в принципе – как человек, или как образ?
Это были не те вопросы, над которыми Джесс мог ломать голову – но часы размышлений над невозможными вещами приводят к самым безумным мыслям. И чтобы в этом не потонуть, нужно было двигаться в сколько-то практическом направлении. И чтобы всё это имело какой-то смысл, отталкиваться нужно было не от предыдущей жизни, а от нынешних переживаний. Чтобы всё это имело смысл – чтобы последняя неделя имела смысл – чтобы последние 30 лет имели смысл – чтобы вся жизнь вообще имела смысл... Надо воспользоваться этим шансом её изменить. Нельзя позволить ему пройти впустую, как в прошлый раз. Закрыть, как тогда, глаза и сделать вид, что всё так и должно быть – означает потерять уже не только её, но и самого себя. А потому Джесс наконец принял твёрдое решение: что бы ни предпринимала Лэс дальше – он обязательно последует за ней. Всегда – не только до тех пор, когда он всё-таки научится, как она сказала, быть без её влияния, но и после того, как в этот момент поймёт, что именно в ней, в ней как идее, и выражается его суть. Если она завтра уедет – он отправится вместе с ней. Если она об этом попросит – не раздумывая согласится. Если нет – заставит её принять его как неотъемлемую часть себя самой. И если ему придётся оставить всё позади – он с радостью впервые в жизни двинется вперёд.
* * *
Вот уже несколько часов Лесли пробиралась через чащобы, карабкалась по оврагам, переходила речушки. Природа вокруг Ларк-Крика не могла похвастать разнообразием, но и на недостаток различных объектов пожаловаться не могла. Местный ландшафт мог предложить что-нибудь почти на любой вкус, и случайно оказавшийся здесь путник мог легко попасть из одного вида местности в другой, даже не заметив, как это получилось, и перестать понимать, где он находится. Лесли, однако, не была случайным путником. Она двигалась хоть и хаотично, но целенаправленно, стараясь как можно быстрее добраться до следующего попавшегося ей на глаза места, при этом не забывая каждый раз устроить себе и нечто вроде испытания. Заблудиться она не боялась – так или иначе, город всегда был рядом, и сориентироваться было можно, но преодолевать пришлось другую трудность. Поначалу было довольно нелегко, когда она просто бесцельно ходила туда-сюда, периодически останавливаясь тут и там, чтобы уделить чему-то побольше внимания или заглянуть в путеводитель, но через какое-то время на неё снова начинала накатывать тревога, и она спешила прочь. Но потихоньку, с каждым разом всё лучше и лучше, у неё начало получаться не обращать на это внимания – от неловких попыток убедить себя, что это только в её голове, до волевого взятия физических проявлений под контроль – и она продолжала идти дальше, а паника отступала. На то, чтобы провести связь, много времени не ушло – во время пребывания на одном месте волна только усиливалась, но стоило окружению Лесли поменяться, и она тут же начинала дышать свободней. Поэтому сейчас она перемещалась перебежками, не задерживаясь подолгу на одном месте – от дерева к ручью, от ручья к поляне, вырваться на открытый луг и снова нырнуть под ветви деревьев. Но простой забег Лесли был неинтересен, и везде, где она видела вызов своей ловкости, выносливости, силе, она его принимала. То залезая на дерево и пытаясь перелезть и спуститься по другому, то ныряя прямо в воду, чтобы проплыть под водой и выйти на другом берегу, то буквально пробиваясь сквозь жёсткие кустарники и спускаясь-поднимаясь по глубоким оврагам, несмотря на наличие обходного пути – она хотела испытать все трудности, что ей могли быть предоставлены, и знать, что победила дикую природу. Её не смущали ни промокшая от заплывов одежда (высохнет через пару покорённых деревьев), ни постоянно получаемые ссадины и царапины (будут напоминанием о том, что пыталась бороться). Она была уверена, что если панические атаки после такого и не прекратятся, то уж хотя бы больше не будут над ней властны. Вещам не так повезло – хоть Лесли и старалась беречь рюкзак хотя бы от воды, возбуждение быстро затмило рассудок. Импровизированная аптечка по большей части уцелела, хотя Лесли уже и была уверена, что она ей тут не понадобится, а вот книга безнадёжно испортилась. Но горю по этому поводу места не было – хоть Лесли и было жаль уничтожать такой ценный экземпляр, она уже убедилась, что по интересу и вся книга не стоила одной десятой такой пробежки. Что же до библиотеки – ну, Лесли всё равно не собиралась надолго здесь оставаться, так что и возвращаться туда нет смысла.
Наконец начало вечереть, и хоть бушевавший в крови адреналин и требовал продолжения, здравый смысл всё же подсказывал, что в темноте возвращаться будет труднее – да и не было уверенности в том, что отягощённые непроглядным мраком и постоянной невозможностью увидеть, как выбраться из текущего пейзажа, атаки не начнутся с новой силой и справиться с ними будет уже труднее. Так что Лесли отыскала рядом укромное деревце и, прислонившись к нему, попыталась отдышаться. Но она была не готова к тому, сколько времени это займёт. Удивительно, но за всё это время она ни разу не почувствовала усталости, а сейчас ей как будто бы нужно было отдохнуть столько же, чтобы хотя бы прийти в себя. Не выдержав напряжения, Лесли аккуратно сползла на землю, села, потом легла и практически сразу же села обратно из-за неудобства. Просидев так несколько минут, она так и не восстановила и капли сил, но темнело быстро – а это значит, ей снова придётся преодолевать себя, теперь уже чтобы просто идти. Но было сильно и ещё одно чувство – воодушевление. Воодушевление от того, что чуть ли не впервые со времён университета она по-настоящему осмелилась принять вызов вместо того, чтобы приспособиться под обстоятельства, и что самое главное, смогла его, невзирая на эти самые обстоятельства, одолеть. И раз она смогла сделать это один раз, то справится и ещё. И встав, насквозь вспотевшая, с тяжёлой одышкой, еле перебирая ноги, с трудом разбирая дорогу, Лесли медленно поковыляла в сторону города, думая о том, что никогда в жизни ещё не чувствовала себя такой живой.
* * *
– Что ты имеешь в виду? – спросил Джесс, не веря своим ушам. Он сидел у неё на диване и отрешённо смотрел, как она нервно расхаживала по комнате.
– Я говорю, что очень благодарна тебе. Правда. Но это не то, зачем... зачем я приехала, и... Мы же ведь говорили о поиске себя, так? И кажется, я себя нашла. Потеряла... но вновь нашла.
Она говорила быстро, отрывисто, подбирая слова на ходу. Он слушал и не понимал ни единого слова.
– И что же ты нашла, Лэс? – ему казалось, он говорит в пустоту. В огромную, бескрайнюю пустоту, имя которой – отчаянье.
Они встретились с полчаса назад, и оба были полны решимости следовать за зовом сердца. Но оказалось, что идеи у них различны.
Джесс заговорил первым. Он рассказал, что всё это время был в тупике, и только сейчас это понял; понял, как то, что он раньше считал движением вперёд, на самом деле тянуло его вниз. За течением жизни у него не было ни времени, ни возможности – хотя, скорее, таки желания – об этом задуматься с тех пор, как... С тех пор, как он что-то потерял. Наверное, это был весь интерес к жизни, заменённый необходимостью жить – для того только, чтобы кто-то другой не познал такую потерю. 30 лет он сознательно не оглядывался назад, за черту, видимо, боясь сравнить и быть окончательно уничтоженным результатом. Но вместе с поводом у него появилась и надежда. Джесс понял, продолжал он, как безрадостна жизнь, когда впереди нет ничего, к чему можно было бы стремиться. Но что самое главное, он увидел, в чём была разница. Почему в один момент он вдруг стал словно пустым, и почему это так быстро переменилось за неделю. Будучи ребёнком, он не осознавал, какое значение в жизни может иметь другой человек, и только теперь он отчётливо увидел, насколько для него важна Лесли. Он думал, что если кто-то в одиночку заставляет всё вокруг иметь для тебя смысл, то из всех вариантов, всех альтернатив, смысл имеет только то, что делает этого человека твоей жизнью. Это был выход из тупика, свет в конце тоннеля. То, что несколько дней назад он пытался сказать то же самое, за отсутствием понимания не сумев подобрать слова, лишь убедило его в том, что только сейчас он вновь является тем же человеком, которым был в те времена, о которых и думал. И он хотел навсегда остаться именно им.
Выслушивая всю душу Джесса, Лесли не могла не расстраиваться. Ей было больно это слышать, но не потому, что она всю жизнь вроде бы втолковывала Джессу обратное или потому, что больше всего на свете она ценила независимость и самодостаточность – прежде всего в своей голове. Нет, она была готова принять свою роль в жизни дорогого ей человека. Ей было больно от того, что на самом деле она этого хотела. Ведь именно эта цельность некогда и свела их вместе, но с тех пор она много раз убедилась, что вещь в себе имеет мало права на счастье. В полной мере наслаждаться миром, закрывшись от него, не получится, как не получится радоваться природе, от неё прячась. Если хочешь получать настоящие впечатления – и, что даже важнее, источать их – неприятности надо претерпевать, преодолевать – только тогда приятное обретает смысл. Но именно закрытие ото всего означало предложение Джесса. Он давал лёгкое решение, а это путь вникуда. Она всю жизнь выбирала лёгкие решения и тоже кое-что поняла за эту неделю. Она должна попробовать снова – но этого она не могла сказать, ибо не могла объяснить. Чем больше она об этом думала, тем сильнее в глазах у неё наворачивались слёзы. В попытке как-то сдержать себя в руках она начала ходить по комнате, пряча взгляд, но от волнения это не помогало. Приобретая что-то одно, она неизбежно теряла другое. Но вопрос, мучивший её сильнее всего, был не в том, какой путь выбрать, и даже не в том, на каком пути на самом деле что – вперёд не загадаешь. Вопрос был – если она вот так нашла себя, в каком случае она себя сохранит, а в каком – окончательно потеряет? Если утвердится в жизни и попытается стать счастливой, или если откажется от того, что приносит ей радость, и попытается найти что-то новое? Вперёд не загадаешь – а значит, жить нужно моментом. Так она думала когда-то – а значит, для того человека, которым она когда-то была, если она хотела продолжить им быть, оставалось только одно.
– Так дальше продолжаться не может, – сказала Лесли настолько твёрдо, насколько могла.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Джесс, не веря своим ушам.
– Я говорю, что очень благодарна тебе. Правда. Но это не то, зачем... зачем я приехала, и... Мы же ведь говорили о поиске себя, так? И кажется, я себя нашла. Потеряла... но вновь нашла.
Она говорила быстро, отрывисто, подбирая слова на ходу. Он слушал и не понимал ни единого слова.
– И что же ты нашла, Лэс? - ему казалось, он говорит в пустоту. В огромную, бескрайнюю пустоту, имя которой - отчаянье. В голове у него была лишь одна мысль – "Почему? Что я сделал не так? И для чего всё это было надо?"
– Я нашла... то же, что и ты. Что нельзя постоянно бояться прошлого и позволять ему определять твою жизнь. За своё настоящее и будущее нужно брать и нести ответственность самому. А если прошлое тебя лишь сковывает – важно не только уметь его отпустить, но и найти в себе храбрость оттолкнуть его.
Она наконец остановилась и посмотрела ему в глаза, больше не скрывая слёз в своих собственных.
– Мы всё-таки одинаковые, ты и я. Думаем о том же, приходим к тому же. Но у тебя своя ответственность, а у меня – своя.
Они помолчали; Джесс не знал, что ответить, а Лесли не хотела продолжать. Но в конце концов, разговор нужно было закончить.
– Уйди, пожалуйста, из моего дома. Тебе есть куда возвращаться.
Не в силах справиться со своим потрясением, Джесс молча встал и вышел, яро желая сказать что-то, что снимет какую бы то ни было ношу с плеч Лесли и поможет ей передумать. И, быть может, позже он и найдёт нужную пару слов. Но сейчас, потерявшись и запутавшись даже в себе, он мог думать лишь о том, что никогда больше её не увидит.
