Терабития - Утраченная невинность
День 3
На следующий день Джесс, как и просила Лесли, взял выходной. Лесли – другая Лесли – конечно, была поначалу против, думала, он хочет уйти в запой, но после обещания отработать в другую смену всё же согласилась; конечно, все последующие пропуски будут записаны как прогулы. Но Джесс не собирался пропускать более одного дня – по крайней мере, пока. Кто его знает, как оно будет с Лесли Бёрк.
Дома, на прикроватном столике, он обнаружил записку: «Я бы заплатила». Наспех позавтракав, он прогулялся немного, сходил к бывшему дому Лесли – он не знал, кто там сейчас живёт, да никогда и не интересовался этим (в любом случае в нём никто не живёт долго), – но её нигде не было. Тогда Джесс, в надежде встретить Лесли у ручья, отправился прямиком туда.
Она была там. Сидела на берегу неподалёку от того места, куда когда-то прибило бревно. Просто сидела и смотрела в сторону Терабитии. Не шевелясь. Джесс аккуратно тронул её за плечо. Она даже не вздрогнула.
– Давно я здесь не была, – она обернулась и посмотрела на него. – Пойдём?
– Я же обещал тебе кое-что показать. Пойдём.
Джесс повёл её к мосту. Время не пощадило его – доски прогнили, перила покосились, и лишь щит смотрел на них выцветшей краской, кое-как храня всего одно слово – US. Это едва можно было назвать входом в величественное Царство – зрелище скорее напоминало надгробие. Только родственники знают о смерти этого человека, и никто не ухаживает за могилой. Джесс вспомнил, как быстро все забыли Лесли, погрязнув в собственных проблемах, и свою печаль из-за того, что ему даже не дали взглянуть на неё в последний раз. И вот он стоял рядом с ней и наблюдал её воочию – живую.
– Это… ты построил?
– Я знаю, выглядит сейчас не очень, но…
– Нет, Джесс. Это прекрасно.
– Я построил его в память о тебе. Мне здорово помогли твои родители.
– Родители… – сказала она задумчиво и как-то грустно; было заметно, что их воспоминание вызывает ощутимую боль.
– Лесли, – он взял её ладонь, – мы дома. Позволь, я проведу тебя в Царство.
На той стороне он сорвал несколько цветков и вновь сделал венок.
– Мы уже давно не короли… И я не знаю, были ли мы ими вообще… Но позволь мне в этот день возложить на твою главу эту корону, моя Королева.
Лесли слегка поклонилась, давая ему сделать это.
– А наш дом?
– Должно быть, он совсем уже рухнул. Прости меня.
– За что? Я тебя не виню, в этом нет ничего страшного.
– За всё.
Они пошли дальше.
* * *
Они пошли дальше. Молча. На окраине опушки, на которой располагался Дом, они заговорили вновь.
– Моя жизнь сильно изменилась, – негромко сказала Лесли.
– В моей меняются формы, но суть не меняется ничуть, – тоскливо ответил Джесс.
Того, что они увидели на опушке, Джесс не ожидал. Дуб стоял так же, как и стоял, лишь вырастя немного повыше; домик хоть и покосился, но не рухнул; оконный проём был чёрен, как глубина реки; переломились, из-за роста дерева, доски «балкона». Было видно, что Джесс и Мэй Белл были последними людьми, посещавшими Лес. Но и Мэй Белл вскоре забросила его, увлёкшись учёбой, а ещё чуть позже о Лесе забыл и Джесс. Окончив школу, Мэй уехала в Нью-Йорк учиться; говорит, поступила и имеет сейчас неплохую работу, но о семье вспоминает редко; Джесс же выпустился кое-как и предпочёл родину городской жизни.
При виде этого по щеке Лесли скатилась небольшая слеза.
– Рискнём залезть? – спросил Джесс.
– Конечно… – Лесли слабо улыбнулась, вымученно. – Я никогда не боялась рисковать.
Лестница сохранилась не полностью, а оставшиеся ступени угрожали рухнуть в каждый момент. Забраться было уже не так легко, как в детстве, но опыт дал о себе знать. Лестница вела на полуразрушенный балкон, поэтому Джесс, опёршись на его край, сразу же прошмыгнул в дверной проём, а потом подал руку Лесли, чтобы облегчить ей этот манёвр. Пол был относительно устойчив.
– Прошло 30 лет, Лесли. Расскажи мне, что было.
– А потом – ты мне, хорошо?
– Да, Лэс. Хорошо.
Поскольку мебели в доме не было, они уселись прямо на пол.
– За несколько дней до моего уезда с нами связалась моя тётя из Нью-Йорка и сказала, что одно издательство ищет молодых перспективных писателей, и она предложила Билла с Джуди – моих родителей, если не помнишь, – так что им надо было съездить в город на собеседование. Они уже были известны, так что вскоре был заключён контракт. Родители долго работали самостоятельно, и они нашли удобным работать с постоянным издателем. Единственное условие – они должны жить в Нью-Йорке. Так что нам пришлось собрать вещи и уехать. Тётя обещала найти нам жильё. Я хотела сказать тебе, но твоя сестра сказала, что ты куда-то пропал после звонка какой-то тётки. Так что я не смогла найти тебя – даже сюда приходила – и на другой день уехала. Я хотела позвонить тебе из города, но твой телефон был недоступен. Прости, Джесс.
– Пожалуйста, рассказывай дальше.
– Потом… потом Билла с Джуди поглотила работа. Контракт накладывает определённые ограничения – в частности, на сроки сдачи книг, хотя это касалось в основном Джуди, но и Билл подолгу искал материалы для новых книг. Я по-прежнему оставалась белой вороной в школе…
– Что такое «белая ворона»?
– Ну… изгой, – Лесли помрачнела.
– Я не знал. Прости.
– Ничего. Я уже привыкла. И мне всегда нравилось, когда люди благодаря мне узнавали что-то новое. Хотя ко мне и редко обращались за знаниями.
– Ко мне за ними не обращались вообще никогда.
– Здесь нечему завидовать, Джесс. Лучше иметь, но не давать, потому что не просят, чем вообще не иметь, потому что не попросят.
– Уже слишком поздно мне называть это ценным жизненным уроком.
– Банальности часто правы – учиться никогда не поздно.
– Ладно, если хочешь, я это запомню. Извини, что прервал. Продолжай, пожалуйста.
– Как хочешь. Я не особо ладила с людьми в школе, но много училась, и закончила её с отличием. Родители всегда говорили, что образование – ключ к достойной жизни. Я поступила в университет на лингвистический факультет, как и мои родители. Учёба была тяжёлой, и я всё же не попала в список лучших студентов. Джесс, я впервые запила и закурила там. Чтобы вписаться в компанию. Я знаю, что это плохо, Джесс…
Лесли будто просила прощения.
– Ты научила меня, что нельзя поддаваться толпе, если она от тебя отличается.
– Я знаю, Джесс. Но я очень хотела стать там «своей». Я подумала, согласие с коллективом – единственный способ выжить в нём. Так что ты был не совсем прав, когда говорил, что я не пью. Впрочем, я вскоре бросила, но я до сих пор могу – и пить, и курить. Я всё равно порой это делаю. После учёбы я также стала писателем – я и раньше помогала в этом деле родителям, и решила начать писать самой. Первый мой труд опубликовал родительский издатель – это был рассказ, он вышел в сборнике. Принят был не очень хорошо, но я продолжила. Я взяла псевдоним Джуди, мне немного помогала известная фамилия. Я так и не обрела её славу, но я никогда не отчаивалась. Я и сейчас пишу. Как и мои родители. Как они говорят, один из плюсов работы писателем – пока ты можешь самостоятельно говорить и держать ручку в руках – тебе всегда найдётся работа. Хотя даже ручка необязательна – текст можно надиктовывать. Так что возраст здесь не помеха. Может, я могла бы снять себе какую-нибудь квартиру, но я до сих пор живу с ними – гонорары у нас общие. Я… я правда не знаю, почему я решила поехать сюда. Как и то, почему только сейчас. Просто несколько дней назад я проснулась и поняла: надо. Я даже не сказала им, куда я еду – просто еду за город встретиться со старыми знакомыми. Я, впрочем, могу им позвонить… В общем, так я и приехала сюда. Я спрашивала у людей, мне сказали, что ты часто бываешь в баре. Там я тебя и нашла. Остальное ты помнишь. Теперь ты.
* * *
Джесс огляделся. Простоватое украшение из нескольких ключей и маленьких зеркал на связке, подвешенное над входом, переливалось звоном на ветру и светом на солнце.
– У меня ничего интересного не было. Ты заснёшь, Лесли, – он непритворно улыбнулся, будто рассказав шутку.
– Всё равно расскажи, – в голосе Лесли слышался смешок, будто услышанная шутка была хорошей.
– Ну хорошо. Постой, совсем забыл! Я же всегда ношу с собой термос с чаем! Извини, чашка всего одна, так что… – Джесс уже потерял счёт своим вымученным улыбкам за последние пару дней.
Глотнув чаю, чтобы промочить горло, Джесс налил полную чашку, дал её Лесли и начал свой рассказ.
Сперва он рассказал про школу. Про Лесли действительно вскоре забыли – миссис Майерс иногда оставляла Джесса после уроков, и они беседовали друг с другом о Лесли, о мистере Майерсе, а потом – обо всём подряд, и в конце концов Джесс подумал, что она не такая уж и плохая женщина; но и эти беседы прекратились где-то через полгода. Майерс ограничилась своей преподавательской деятельностью и не разговаривала больше с Джессом на внеучебные темы. Он, правда, продолжал общаться с мисс Эдмундс – учителем музыки, и даже считал себя с ней друзьями. Но через несколько лет она уволилась и уехала в Вашингтон, и больше они тоже не общались. Зато он, после примирения с Дженис Эйвери, сохранял тёплые отношения с ней и в 7 классе даже начал с ней встречаться. С ней он впервые поцеловался, но затем его учёба совсем упала, и в 8 классе он с ней всё же расстался. Помогло не особо, но он хотя бы закончил школу. На вопрос Лесли, что же сталось теперь с Дженис, он не без сожаления ответил, что не знает; хотя они и виделись периодически, они никогда не общались дольше двух минут – неважно, сталкивались ли они на улице или Дженис приходила в его магазин за покупками. Поняв, что высшее образование он не потянет, он устроился работать в магазин на склад – надо же как-то зарабатывать себе на жизнь. Временами он ходил пить пиво с коллегами в бар, но это мало что значило. До того момента, как умер его отец, Джесс-старший. Тогда он по-настоящему запил, так что и теперь его от кружки практически не оторвать. Да – Джесс спился. И всё же он продолжал кое-как содержать семью. Должно быть, миссис Блэк, хотя она и активно выступает против Джессиного пьянства, всё же нравится его ответственность, готовность работать всегда и везде (только не во время и не после попоек, конечно) вследствие отсутствия личной жизни, и физическая сила, без которой на такой работе никуда – словом, Джесс любую работу, какую ни поручи, всегда выполнит если не с блеском, то хотя бы успешно. Так и проходила его жизнь – скучно и однообразно. До того момента, как он снова встретил Лесли. Джесс чувствовал, как к нему возвращается что-то давно забытое из детства, но пока не мог сказать, что. Но он надеялся, что уже скоро сможет; и что это «что-то» его не оставит – не второй раз.
* * *
Время летело незаметно – поделившись историями своей жизни, они заговорили о настоящем. У Лесли, как и у Джесса, никого не было – какое-то время она была с одним журналистом, но у них ничего не вышло. Лесли попросту не была приспособлена к семейной жизни. Где-то месяц она пожила с ним, но затем вернулась к родителям. Да и парню особого удовольствия жить с ней не было – слишком она для него была асоциальна. Писаки… Писаки все на одно лицо, как могли бы сказать некоторые люди, вроде известного Джессу Гарри Фалчера. Нет, видимо: журналисты и писатели – всё же люди разного склада ума.
Лесли рассказывала Джессу о своей работе, о немногочисленных знакомых, о жизни в городе, а Джесс грустил всё сильнее и сильнее: всё, что он мог рассказать – это какой смешной анекдот ему рассказал покупатель на прошлой неделе. Но радость от разговора с Лесли перевешивала это, и со стороны никто бы не мог сказать, что его что-то гложет.
Разговор продолжал неспешно течь своим чередом, перепрыгивая с темы на тему подобно плоту, который стремительная река бросает от порога к порогу, не забывая периодически уделять ему пару минут неспешного течения, чтобы перевести дух. Они говорили даже о политике – Джесс ничего не понимал в этом, но образованная Лесли рассказывала много и с удовольствием, с тем упоением, которое редко можно встретить у человека неувлечённого. В городе без этого никуда, говорила она. Лесли рассказывала об изменениях в мировой политике за всё это время и в американской за последние несколько лет. Джесс не понимал, в чём там дело с этими красными, и удивился, когда узнал, что на протяжении всей его жизни они с ними воевали, но Лесли быстро успокоила его, сказав, что войны как таковой не было; хотя Джесс, сказать по правде, опять ничего не понял, но он поверил Лесли, говорившей, что ничего страшного не было. «Наконец-то мы с Россией становимся друзьями!» – радости Лесли, казалось, не было предела, – «Ты не представляешь, каково это – жить, каждый день ожидая ядерного удара». Мир потихоньку вступает в XXI век – время без войн, время мира и согласия, время, когда преступники, даже действующие от имени государства, быстро наказываются, а одно государство не может просто так вторгнуться в другое и развязывать там террор, прикрываясь некими выдуманными благими целями.
В самой же Америке непреклонно падал рейтинг Буша. За 6 лет Лесли уже привыкла к нему, но она не особенно расстраивалась – в конце концов, она успела пожить не при одном президенте, и все они рано или поздно уходили на покой.
– Ты представляешь, ходят слухи, что следующим президентом может стать чёрный! – Лесли рассмеялась, после чего быстро поправилась. – Ну… не то чтобы я была расисткой, но это неслыханно. По крайней мере, на это будет забавно посмотреть.
– Да уж, – Джесс тоже легонько улыбнулся.
– И к тому же…
– Лэс.
– Да?
– Знаешь… Я ещё не встречал никого, с кем было бы так же приятно просто говорить.
Она не покраснела, но было видно, что она смутилась.
– Джесс… Я…
Он уже долго смотрел на неё не отрываясь, и он не дал ей договорить. Резко надвинувшись на неё, он впился в её губы. У него было немноговато опыта в этом деле, но он был предельно искренен, и этого было достаточно. Искренность придала поцелую той страсти, которой не мог дать отсутствующий опыт. Упёршись ладонями в его грудь, Лесли нерешительно отодвинула его.
– Джесс… – произнесла она, опешив. – Мы ничего не знали друг о друге 30 лет, видимся второй день, и чуть ли не первое, что ты делаешь – лезешь целоваться? Что с тобой, Джесс? – в её голосе не было гнева, лишь небольшое недоумение. – Прости, но я, я не готова. В смысле, мы всегда были друзьями, и потом прошло столько времени, и…
– Я понимаю, Лэс. Прости, я чувствую себя таким виноватым. – Он сам не знал, как это у него выходит, но придумывая слова на ходу, он говорил быстро, будто боялся не успеть, пока она совсем не разозлится и не уйдёт. Он был смущён и чувствовал себя опозорившимся сверх всяких пределов. – Я когда-то считал, что ты составляешь всю мою жизнь, и когда ты у… уехала, это совершенно опустошило меня, вся моя последующая жизнь была совершенно никчёмной; я каждый день молил Господа, чтобы ты вернулась, пока не потерял надежду. И вот теперь ты возвращаешься, и я не знаю, что и думать. Чёрт, я просто рад тебя видеть, и, должно быть, я немного потерял голову.
Лесли вовсе не обижалась на то, что её перебили. Наоборот, она была даже рада тому, что ей не надо придумывать новые слова, и теперь она понимающе и терпеливо выслушивала Джесса, а на глаза её, совершенно против её желания и вопреки её желанию касательно реакции на этот монолог, чуть не наворачивались слёзы.
– Джесс… я тоже неимоверно рада тебя видеть, и я понимаю, что ты чувствуешь, и, и, мне действительно жаль, но я не могу сказать, что знаю тебя настолько, чтобы назвать тебя кем-то больше друга. Прости.
Чуть отстранившись и отвернувшись, он откашлялся и утёр лицо.
– Нет, ничего. У меня никогда не было опыта в отношениях; я, наверное, сам виноват. Возможно, я поторопился.
– Пожалуй. Слушай, уже совсем скоро начнёт смеркаться. Может, пока разойтись по домам? Тебе завтра на работу… а мне надо кое о чём подумать.
– Да, – Джесс встал, отряхнулся, – где ты остановилась?
– Ты не найдёшь. – Лесли звучала по-гробовому безжизненно.
Джесс вопросительно посмотрел на неё.
– Место, где я живу. Ты не найдёшь его. – Уже нормально уточнила она.
– Ну, может, я хотя бы… провожу тебя до дороги?
– Пожалуйста. – В голове Лесли не чувствовалось ни приязни, ни неприязни.
– Что ж. Пошли. Смеркается.
